Лавейл Спенсер

Осень сердца

Глава 1

Столовая имения Роуз-Пойнт гудела от разговоров. Восемнадцать человек разместились за огромным обеденным столом красного дерева в ярком свете массивной люстры. Последней переменой обеда из трех блюд оказалась свежая спаржа, приправленная солеными семенами настурции, которую подали со свежими булочками в виде лебедей и кусочками свежего масла, размером и формой напоминавшими лепестки водяных лилий. Стол, покрытый льняным полотном с вышитой монограммой семьи Барнеттов, был сервирован столовым серебром от Тиффани и королевским фарфором Веджвуда. В центре стола красовались пятьдесят великолепных роз «Госпожа Бурбон» из собственного сада, и ночной девятичасовой бриз, дувший в окна, обращенные в сторону озера, сливался с их душистым благоуханием.

Стены комнаты украшали обои в стиле Уильямса Морриса: на фоне густого темно-красного цвета спелые виноградные гроздья переплетались с орнаментом из листьев. На уровне плеча начинались окна высотой девять с половиной футов [1] в массивных бордовых рамах вишневого дерева. Рамы были сплошь покрыты искусной резьбой, а из каждого угла вам улыбались веселые ангелочки.

Во главе стола восседал сам Гидеон Барнетт, плотный мужчина с седеющими моржовыми усами и массивным подбородком. Напротив сидела его жена Лавиния, тоже толстушка, необъятный бюст которой можно было сравнить разве что с надутым парусом. Ее волосы были уложены вокруг головы блестящим серебряным венцом и украшены гребнями и розой из органди. В честь торжества за столом позволили остаться всем четырем отпрыскам четы Барнеттов в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, а также тетушкам Агнес и Генриетте, двум старым девам, которые приходились сестрами Гидеону и, как водится, все время жили в семье Барнеттов. Здесь же собрался весь цвет общества, члены яхт-клуба «Белый Медведь», друзья дома, которые тоже в разгар летнего сезона стекались сюда из Сент-Пола.

Ужин был дан в честь празднества: яхт-клуб, «Миннетонка», ратуя за процветание и пропаганду парусного спорта, вызвал на спор коллег из «Белого Медведя» для участия в ежегодных парусных соревнованиях, которые намечено было проводить в течение трех лет. Сегодня как раз закончилась первая, регата. Можно было представить себе горечь поражения в такой день! Это было похуже, чем проиграть тяжбу в суде, ведь в обществе парусный спорт стал почти маниакальной страстью, а его члены буквально помешались, стремясь стать непревзойденными яхтсменами.

— Проклятье! — взорвался Гидеон Барнетт, ударив кулаком по столу. — Это же просто немыслимо, что никто из наших не выиграл!

Он все еще был в парусиновых брюках и голубом свитере, на котором во всю грудь красовались крупные белые буквы — аббревиатура клуба «Белый Медведь».

— Все знают, что «Тартар» быстрее «Китс»! — Барнетт ударил кулаком по столу, да так, что все бокалы дружно звякнули. На другом конце стола движением левой брови Лавиния тут же бросила на него сердитый взгляд: фужеры-то ведь были из набора Уотерфорда, ровно на двадцать четыре персоны.

— Мы должны что-то сделать с парусами! — кипятился Гидеон.

— С парусами? — переспросил его друг Натан Лаваль. — Ты же знаешь, Гид, яхта и так уже тащит шестьсот семьдесят квадратных футов парусов, а вручную можно управлять только семнадцатифутовым парусом.

— Чтобы выиграть в весе, нам нужно заменить их на шелковые. Разве я не предлагал попробовать натянуть шелк?

— Дело не только в парусах, Гид, скорее в сопротивлении движению яхты. Мне кажется, что у «Тартара» неудачная конфигурация корпуса, — невозмутимо продолжал Натан.

— А мы ускорим ход! Попомни мои слова — мы разберемся с сопротивлением и в следующем году выиграем гонки!

— Возможно, но как?

— Как? — воскликнул Гидеон. — Вот уж не знаю как, да только я не хочу больше просто так по чьей-либо милости терять по десять тысяч долларов, да еще в пользу этих чертовых землечерпалок из «Миннетонки», тем более что они сами и вызвали нас на спор!

— Никто не заставлял тебя, Гидеон, делать такую большую ставку. Ты спокойно мог бы поставить и сотню долларов, — вступила в разговор Лавиния.

Однако все уже хорошо знали, что делать ставки оказалось таким же острым развлечением, как и участвовать в самих гонках, так что члены клуба с азартом вносили по десять тысяч долларов.

Справа от Гидеона возник слуга и тихо спросил:

— Сэр, могу я унести спаржу?

— Да, уноси, — рявкнул Барнетт, сделав соответствующий жест рукой, и, не меняя тона, повернулся к жене: — Каждый из присутствующих за этим столом имеет равные доли в парусных соревнованиях, и никто из нас не хочет просто так терять свои деньги, особенно в пользу этой компании из «Миннетонки», тем более что все газеты Америки и так уже следят за всем, что тут происходит, а Тим фотографирует каждое событие.

Он продолжал, обращаясь уже к Тиму Иверсену, члену клуба и преуспевающему фотографу, который вел летопись яхт-клуба со дня его основания:

— Оставим в стороне деньги, но я, в конце концов, пока еще командор нашего клуба и ненавижу потери. Поэтому вопрос остается открытым — как нам добиться победы?

Дочь Гидеона Лорна довольно долго сидела, прикусив язычок, прежде чем решилась вставить со своего места:

— Мы могли бы заказать братьям Херрешофф проект и построить новую яхту.

Все взоры в столовой тут же обратились к хорошенькой восемнадцатилетней барышне, которая своими карими глазами не отрываясь смотрела на отца. Ее золотисто-каштановые волосы были уложены в высокую прическу «девочки в стиле Гибсона», что в сочетании с линией шеи было куда более соблазнительным, чем корона, венчавшая голову матери. Лорна стала носить эту прическу с прошлого лета, когда сам маэстро Чарльз Дана Гибсон был гостем имения Роуз-Пойнт и с удовольствием пускался в пространные монологи, объясняя пафос своей моды и стиль своих «девочек»: женщина может быть свободной и иметь индивидуальность и в то же время оставаться женщиной. Поддавшись влиянию Гибсона, Лорна не только изменила прическу, но и полностью обновила свой гардероб, отказавшись от изысканных шелковых платьев и турнюров и заменив их нестрогими нарядами спортивного стиля, юбками и блузками.

Казалось, глаза Лорны, сидевшей перед отцом, искрились вызовом:

— Ведь могли бы, папа, а?

— Братья Херрешофф? — переспросил папаша. — Из Провиденса?

— А почему бы и нет? Уж ты-то, папа, мог бы дать им эту возможность.

— А ты откуда знаешь этих самых Херрешоффов?

— Я умею читать, папа. Их имена появляются практически во всех статьях журнала «Оуттинг». А ты что, знаешь кого-нибудь лучше?

Лорна прекрасно помнила, что отец не одобрял ее интереса к неженскому парусному спорту. И уж тем более если он все про себя решил насчет яхты, то ей лучше сидеть и помалкивать, как и подобает настоящим леди, которых Лорна хоть и уважала, но считала законченными занудами. Более того, такая ситуация была для нее как бальзам на раны ее тайного чувства: ведь отец должен винить только самого себя за то, что она вдруг увлеклась спортом, которым так восторгался господин Гибсон. В конце концов, ведь именно отец пригласил Гибсона в Миннесоту. Вскоре после приезда молодого модельера с его радикальными взглядами на освобождение американских женщин Лорна стала одеваться и вести себя в манере Гибсона «девушка-мальчик». Вот тогда-то Гидеон вознегодовал: «Это возмутительно! Моя дочь носится по городу, сверкая лодыжками! И подбивает друзей создать женскую команду «Белого Медведя»! Зачем это нужно, ведь каждый дурак знает, что место женщины только в гостиной!»